Раймон Арон

Как мы увидели, распространение веберианской социологии пошло благодаря Толкотту Парсонсу в сторону от исторической конкретики.

В этом продукте Америки французский социолог Раймон Арон (1905—1983) не смог узнать «того Макса Вебера, которого я читал и перечитывал много раз, каждый раз вновь восхищаясь».

Он констатировал это на германском социологическом конгрессе в Гейдельберге в 1964 г., когда отмечался столетний юбилей Вебера.

Сам Арон прочел доклад о Вебере и силовой политике, а затем принял участие в высшей степени веберианском обмене мнениями, с множеством острых выпадов с разных сторон. Арона в свою очередь обвиняли в том, что он извратил учение Вебера при переносе его во Францию.

Английские и континентальные толкования Вебера совершенно и полностью разошлись, хотя сражающиеся стороны объединяло восхищение перед этим спорным объектом толкований.

Арон приступил к своей французской интерпретации социологии Вебера уже в период между двумя мировыми войнами примерно тогда же, когда Парсонс и в переносном, и в прямом смысле перевел его на американский язык.

Книга Арона «Современная немецкая социология», изданная в 1935, вплоть до шестидесятых годов была одной из немногих справочных книг вне немецкой языковой области. Она была построена на его впечатлениях как наблюдателя и участника жизни Германии тридцатых годов.

Как «доктору философии, французу и еврею», Арону пришлось пережить суровые общественные конфликты в первые месяцы существования Третьего рейха, когда нацистские группировки разделывались со своими противниками.

Такой жизненный опыт представлял собой яркий контраст по сравнению с расплывчатым аполитичным оптимизмом французских «дюркгеймианцев» относительно дальнейшего развития общества.

По мнению Арона, эти социологи-профессионалы даже в тысяча девятьсот тридцать восьмом — тридцать девятом годах не осознали кризисного состояния европейского общества.

Они остались при своем структурном детерминизме, при своих профессиональных интересах, социологически-«политическом» проекте интеграции и морально-научных разглагольствованиях.

Они заглаживали все существовавшие тогда угрозы для развития свободного и демократически активного общества или вовсе их не замечали: роковые последствия безработицы, развитие массового фашистского движения и все большее обострение национальных противоречий.

Понимание политики и науки у дюркгеймианцев, смешиваясь, образовывало их далекое от действительности отношение к жизни. При таком положении учение Макса Вебера оказалось живительным источником для французского социолога, взгляды которого отличались от общепринятых:

Благодаря Максу Веберу я поверил в возможность соединения, без их смешения, научной любознательности с политическими реальностями, или ‘беспристрастной мыслительной деятельности с решительными действиями.

Из всех веберианцев Арон наиболее энергично пошел в наступление против того в интеллигенции, что он считал тенденциозными шаблонами и предрассудками.

Для него веберианство представляло собой прежде всего «социологию войны между классами, партиями и богами». Правда, боевые действия не приняли тех форм, как предполагала радикальная интеллигенция в своей постоянной оппозиции консервативному порядку во французском обществе.

В одном из своих сочинений он назвал марксизм «опиумом для интеллектуалов». В его рамках мечтатели и фантазеры хотели видеть в себе самих «настоящих революционеров», но что они, собственно говоря, знали о науке и политике?

Почти все они совершенно не были заинтересованы в практическом осуществлении политических реформ и в проведении анализа общества в непосредственной связи с такими ситуациями, которые требовали немедленного действия.

Марксисты были всего лишь создателями шаблонов с авторитарными, замашками, которые пытались сделать карьеру на своей «революционной» интерпретации мира.

По глубокому убеждению Арона, выпады против академического догматизма и политико-идеалистических иллюзий были необходимой частью борьбы против фанатизма и тоталитарных тенденций в культурной жизни Франции.

В этой области он считал, что работает в духе как Маркса, так и Вебера. Временами он был почти полностью изолирован среди французской интеллигенции.

Его критика политических и философских позиций обожаемого или ненавидимого Жан-Поля Сартра не была особенно хорошо встречена ни в одном из лагерей, несмотря на (или, возможно, скорее благодаря) тому, что имела солидные основания.

Арон был трудным человеком, который со временем превратился во французском обществе в отдельный, институт.

Наряду с актуальной полемикой Арон продолжал также построенный на исторической конкретике анализ тенденций развития западного общества в сравнительной перспективе, то есть анализом классической «веберовской» темы.

Под знаком социологии Макса Вебера написаны и такие его работы, как «Восемнадцать лекций об индустриальном обществе» (1963 г.),.

«Эссе о свободе» (1965 г.) и «Иллюзия прогресса: эссе о диалектике современности» (1969 г . )9. Почему нужно закрывать глаза на склонность интеллигенции постоянно лелеять мечты и иллюзии, если все время оказывается, что эти фантазии крутятся вокруг собственных привилегий и даже открыто проповедуемого усиления власти интеллектуалов?

Например, социологи делали карьеру, преувеличивая темные стороны развития в своей критике современного индустриального общества.

Вместо этого им бы следовало заняться практической социологической работой, в такой работе в обществе всегда нуждаются.

Вебер облегчил эту работу, «развеяв тайны» дюркгеймианской мистифицированной картины мира, с ее обожествлением государственной власти и установившегося порядка.

Оставив тщетный поиск общих закономерностей, приверженцы веберианской социологию могли внести свой вклад в выяснение того, как практически возможно людям действовать в различной социально-исторической обстановке.

Очень важно было заняться исторически-эмпирическим анализом условий освобождения человека от различного рода насильственых обстоятельств. Зачем же, задавался Арон вопросом, нужно отдаваться лелеянию далеких от жизни абстракций?